"Д'Артаньян почувтсвовал, что тупеет..."

При написании курсовой работы дошла до крайней стадии ученого отупения. Подбирала гипотезу к работе, прорабатывала различные варианты. В конце концов выдала с умным видом: "Действие - это совокупность направлений!". После этого на меня напал не совсем здоровый смех, я аккуратненько сложили листки и пошла брейкдансить.

О Высоцком.

Было время, когда равнодушие к Владимиру Высоцкому и его творчеству было моим естественным состоянием. А с чего началась моя любовь к нему не помню. 
Быть может, с того момента, когда увидела его по телевизору - вжавшись в стену, он стоял, безжалостно терзая струны гитары, и отчаянно-хрипящим криком пел: "Услыште нас на суше!" Мне вдруг самой стало не хватать кислорода, словно я вдруг оказадась на тонущей подлодке.
А вполне возможно, что и с Глеба Жеглова с его несгибаемым "Я сказал!"
Но скорее всего с Гамлета. Да, Высоцкий читал знаменитый монолог трижды за спектакль. Сначала это просто размышления, неспешные; затем в голосе начинает звучать тревога трагического предчувствие, а потом это уже не размышление, не вопрос "быть или не быть", а метание осмысленной обреченности. Заманчивое "уснуть и видеть сны" превращается в понимание, что там - там не будет этих снов, не будет ничего. "Чашу эту мимо пронеси!" -просит Артист перед спектаклем. Не проносится. Каждый раз, каждое выступление - до дна. Каждая песня, спектакль, каждый фильм - балансирование на краю эмоций. "С какой душевной перегрузкой ты пел Хлопушу и Шекспира..." Затем пауза - выход из образа - и чуть смущенная улыбка, так и не привыкнувшего ко всеобщему обожанию человека.
"Всенародный Володя" - звание почетнее, чем "заслуженный" и даже "народный". Эта всенародность произошла, я думаю, от всеобразности, ведь Высоцкий и в жизни, и в творчестве своем был очень разным. По мальчишески целомудренным - "Маринка, милая Маринка" и развязным: "А мне плевать, мне очень хочется"; безнадежно-трагическим: "Немецкий снайпер дострелил меня" и иронически-задорным "Чуду-юду я и так победю!". Печальный юмор его "Лукоморья" словно переплетался с описаниями безвольности, жадности, всех пороков, которые так четко подмечал и высмеивал в своих стихах и песнях  Высоцкий. Бесконечно-далекий как гений и родственно-близкий как человек.
И в жизни - таже непредсказуемость, таже разность. Подводил коллег, задерживал работу, но при этом создавал шедевры. Ссорился с родными, грубил, раскаивался, но в самых трудных моментах не было более чуткого друга, более прочной опоры, чем он.
Вперед, вперед - роли, стихотворения, песни. Срывался голос... не докричаться. Смеются, не видят, какая глубина в его душе, быть может, просто боятся окунуться. И он смеется, только это смех Гамлета, осознавшего истину. 
"Он умер рано. Впрочем, как посмотреть...
Он жил в таком темпе, так проживал отпущенное ему время, оставил такой заметный след в театре, так ярко вспыхивал на экране и, главное, оставил столько стихов, которые "останутся в строю", - нет, такую жизнь нельзя считать короткой!" 
Станислав Говорухин прав - в самом деле, нельзя же считать короткой вечность.